В «Крыльях» фантастический переводчик: говорит на 12 языках, переводит еще с десятка! — pittopit.ru

Крылья Советов премьер-лига Россия Футбол

Потомок немцев Алексей Везеров – главный футбольный полиглот.

Тинькофф РПЛ возобновляется матчем «Крылья Советов» – «Ахмат». А герой нашей рубрики «Лига профи» – как раз переводчик самарского клуба Алексей Везеров. Он работает в «Крыльях» с 2000 года, хотя раньше никогда не увлекался футболом. Всю жизнь Алексей посвящает изучению иностранных языков: свободно разговаривает аж на двенадцати, переводит еще с десятка и не готов останавливаться – накануне 60-летия начинает учить арабский.

Вот его потрясающая история.

Предки Везерова приехали в Самару из Германии, а мама преподавала русский язык в Польше

«Мой прадед знал четыре иностранных языка, у него было четыре высших образования. Точно помню, что он получил экономическое образование в  петербургском университете и окончил мореходку, был морским офицером. Его семья была довольно богатой, и в то время люди свободно путешествовали: прадед, например, ездил в Китай, в Европу. Его родным языком был немецкий, еще он знал французский, итальянский и английский – в Европе это было необходимо.

При Екатерине Второй немцам давали землю в Поволжье и на 99 лет освобождали от налогов. В итоге большое количество людей приехали из Германии в Россию и развивали поволжский регион. Так и мои предки попали в нашу страну: семья прадеда жила в Самаре еще до революции. Когда-то давно я пытался навести справки о родственниках в Германии, попасть в самарские архивы, но там или ничего нет, или не дают ответ.

Моя мама – лингвист, даже преподавала русский язык в Польше, а дядя Николай Леонидович Мурзин занимался языкознанием и тем, что сейчас называется нейролингвистическое программирование. Еще моя бабушка училась в Самарской гимназии, там обязательным было изучение французского, немецкого, греческого и латыни. Мой сын тоже интересовался языками: учил португальский – поскольку в «Крыльях» были бразильцы – английский, испанский, еще пытался турецкий, но не могу сказать, как получилось. Он одно время работал в клубе, но сейчас у него другие интересы.

Учил языки с самого детства: общался со сверстниками из других стран, не жалел денег на словари

Когда был совсем маленьким, моя семья жила в Луганске, со мной уже тогда разговаривали по-немецки. Я девять классов отучился на Украине, а школу заканчивал в Самаре: мне нужно было отучиться год в России, чтобы здесь же поступить в университет. В Луганске было много поляков, болгар, испанцев, и от каждого хотелось что-то узнать, чтобы говорить на их языке. Они мне помогали совершенствоваться, мои родители и знакомые приносили разные книги.

Когда я уже учился в Самаре, в городе был хороший магазин «Дружба» на площади Куйбышева. Там по очень низким ценам продавались книги на чешском, польском, немецком и даже на латыни! Я покупал только художественную литературу – с каждой стипендии по паре книг. В Москве был букинистический магазин, по-моему, на улице Качалова (ныне Малая Никитская – Premierliga.ru) недалеко от испанского посольства, и все, кто занимался иностранными языками, туда ездили. Я покупал словари, изданные во Франции: они ценные, хорошие, но дорогие – по 20-25 рублей в те времена. Однако денег было не жалко, потому что очень хотелось пользоваться качественным материалом.

На Украине мы могли смотреть польское телевидение, слушать польское радио, которое хорошо работало: в то время там были интересные передачи о политике, литературе, искусстве. Когда поступил в Самарский университет, мне советовали слушать радио Би-би-си на английском. Как говорил преподаватель Михаил Васильевич Бондаренко: «Включайте и слушайте 25 часов в сутки, будете слышать хороший и качественный английский язык». Сначала я просто слушал, и эта речь откладывалась в подсознании, а через какое-то время и собственный английский стал качественнее.

У меня были маленькие карточки, я записывал короткие словосочетания. Преподаватели советовали, чтобы в каждом из них одно слово было новым. Я эти листочки всегда носил с собой: на одной стороне было пять-семь словосочетаний, а на обратной – их перевод. Если забываешь, подсматриваешь, а когда выучиваешь, начинаешь делать следующую карточку, но периодически вспоминаешь старую.

Я до сих пор этим занимаюсь. Читаю какую-нибудь книгу, и если что-то понравилось, сразу записываю и откладываю. Еще один хороший способ – переписывать из книги слово в слово, так тренируешь письмо – этот метод посоветовала бывшая заведующая кафедры в университете. Она рассказывала, что переписала половину «Холодного дома» Чарльза Диккенса, прежде чем научилась писать по-английски.

Вообще при поступлении я выбирал между педагогическим институтом, где работала мама, и университетом. В пединституте было интересное отделение – историко-английское, но завкафедры мне сказала: «Иди в университет, нечего тебе делать в институте, там уровень образования намного выше». Это был действительно лучший выбор для моей специальности, диплом университета давал больше возможностей. На факультете филологии было две кафедры – английского и немецкого языка. Меня больше интересовал английский: я учил его в школе и считал более перспективным из-за распространенности.

После университета служил в Эфиопии, работал в Торгово-промышленной палате, ставил «Гамлета» в ТЮЗе

Как отучился, сразу хотел стать переводчиком и был готов работать в любой сфере. Когда выпускников распределяли, один преподаватель шутил: «Некоторые даже поедут за границу». Все радовались, а потом он добавлял: «Самарской области». У меня был выбор: или работать преподавателем в деревне, грубо говоря, 28 лет, или отслужить в армии полтора года и потом идти, куда хочу. В итоге я попал в армию, был в Эфиопии. Официально моя должность называлась «Преподаватель русского языка в военно-политической академии».

После службы пригласили в Торгово-промышленную палату. Мы сотрудничали со всеми крупными предприятиями Самары и области: кабельный, авиационный, ракетно-строительный заводы, организации в сфере электроники, нефтехимии, сельского хозяйства. Эти предприятия заказывали переводчиков, и я работал с ними по договору от Палаты: переводил с испанского, итальянского, португальского, польского, чешского. С каждой следующей работой в конкретной области становилось намного проще.

Из Палаты меня пригласили в центр экономических и юридических консультаций. Тогда начинали создавать совместные предприятия с разными странами – мы в Самаре в основном работали с итальянцами. Через какое-то время кооператив заглох, и глава центра уехал в Москву.

Еще я работал в самарском ТЮЗе, мы с английским режиссером ставили «Гамлета». Постановка была очень своеобразной, приближенной к периоду правления Сталина: мавзолей Ленина должен был изображать ледяную глыбу, актеры носили одежду тех времен. Мы вместе с актерами создавали русский текст из нескольких переводов, приводили в полное соответствие с тем, что писал сам Шекспир. Режиссер прекрасно знал «Гамлета» наизусть: я ему воспроизводил русский текст, и он говорил, где и что не так. Ставили несколько месяцев – работа сумасшедшая, но интересная. Результат понравился, спектакль шел несколько лет.

Я самостоятельно работал по старым связям: например, делал переводы, сидя дома за компьютером, или ездил переводить на предприятия. Потом меня позвали в Администрацию Самарской области в отдел строительства: начинали строить онкологический центр вместе с франкоговорящими канадцами. Еще я сотрудничал с организацией «Помощь СНГ» (программа Европейского союза – Premierliga.ru). Иностранные специалисты приезжали в Самару, и мы вместе ездили по России, Украине. В основном в группе были немцы, голландцы, итальянцы, англичане, поляки, то есть мне приходилось использовать все знакомые языки. Звали работать в итальянскую фирму, когда в Новокуйбышевске строили пропарочную станцию, только после дефолта стройка развалилась.

Пришел в «Крылья», не разбираясь в футболе – помогали помощник Тарханова и легионеры

Когда на меня вышли «Крылья Советов» – а им нужен был переводчик с португальского – я занимался частными переводами. Частником можно было очень неплохо зарабатывать по тем временам, но смотря, как работать. Сделал больше – получишь больше, в этом плюс. Была возможность выбирать: хочешь – делаешь, не хочешь – не делаешь. Главный минус – застой без работы. Зато я мог сделать себе выходной или каникулы, когда мне это нравилось.

Тогда не было базы данных с переводчиками, а люди со знанием разных языков были зарегистрированы у нотариусов, в том числе и я. Иногда возникала необходимость сделать нотариально заверенный перевод, и для этого либо каждый раз нужно было приходить с дипломом и прочими документами, либо один раз зарегистрироваться и потом просто ставить в присутствии юриста подпись под документом. Через одного из них – это была первая нотариальная контора Самары – «Крылья» меня и нашли.

Сначала я в футболе вообще ничего не понимал и просил, чтобы кто-нибудь из команды мне все объяснил. Главным тренером был Александр Тарханов, он направил меня к помощнику Александру Цыганкову – мы до сих пор дружим. Он долго гонял по всем возможным темам, очень хорошо объяснял: показывал на картинках, на фишках, на пальцах. В процессе я и сам много нового узнавал, плюс расспрашивал иностранных игроков. Они мне объясняли игру, я узнавал терминологию, ведь одно и то же в разных странах называется по-своему.

Когда бразильцев в «Крыльях» стало больше, Герман Ткаченко (президент клуба с 1999-го по 2005-й, в 2008-м входил в совет директоров – Premierliga.ru) предложил мне: «Что ты будешь рабочие часы высчитывать, давай переходи к нам на постоянку». Я согласился и задержался в клубе, хотя иногда подрабатывал, потому что в «Крыльях» бывали сложности с деньгами. Вообще в этой работе меня привлекает не сам футбол, а большой круг общения с разными людьми с разной психологией и языками. Пока ничего лучше я не нашел – собственно, и не ищу.

Тонкости футбола понял быстро. У нас был тренер по физподготовке Анжело Алвеш (работал в «Крыльях» с 2008-го по 2010-й – Premierliga.ru), он порой присылал мне книги о футболе на английском, испанском и португальском. Там рассказывается о физподготовке, тактике, теории, как Пеп Гвардиола проводит тренировки, как Жозе Моуриньо психологически и физически готовит игроков. Меня эти книги больше интересуют с точки зрения языка, а не футбола, хотя об игре тоже узнаю много интересного.

Иногда я прошу футболистов: «Привези мне такой-то учебник, я тебе заплачу». Они, конечно, покупают, но денег с меня никто не брал, хотя это вообще-то дорогое удовольствие. Из Франции один из наших игроков привозил учебник по голландскому языку, а Раис Мболи подарил коран на французском. Наш защитник Мехди Зеффан, кстати, с ним играет в сборной Алжира, и периодически через него мы с Мболи передаем друг другу приветы.

Самые сложные легионеры – Бранко и нигериец Уди: один жаловался на неправильный перевод, второй много командовал

Конкретного рабочего графика у меня нет. Тренировки – небольшая часть моей работы, больше времени занимают переводы документов. Если игрок лечится за границей, оттуда присылают бумаги, которые надо переводить на русский. Бывает, футболист проходит обследование в России, и нужно отправить справки докторам команды, откуда он переходит. Еще занимаюсь документами из сборных. Это может быть заключение врача, в каком состоянии игрок прибыл и что с ним делали, или сообщение от тренера по физподготовке, какие тренировки были у футболиста.

Больше всего работы было, когда в «Крылья» пришел Франк Веркаутерен со своим штабом, потому что они еще взяли на себя команду дублеров. Мне приходилось работать почти без отдыха – выходной раз в месяц – нужно было быть и с основой, и с дублем. Требовалось очень много переводить: бельгийский штаб писал рекомендации и делал презентации на английском и фламандском. Тяжело, но интересно.

В то время клуб хотел взять еще одного переводчика, на меня выпадала очень большая нагрузка. Нужно было находиться сразу в нескольких местах, ведь все тренеры – иностранцы: один работал с нападающими, другой – с защитниками, третий – с вратарями. В итоге взяли одного человека, он поработал недели две-три и сказал: «Ну вас с вашей работой». Я опять остался один, но справлялся, как и раньше.

Разумеется, я должен присутствовать на всех занятиях, плюс во время личных бесед с игроками. Если тренер не может пообщаться с футболистом на одном языке или важна точность перевода, приглашают меня. Бывало, человек что-то скажет, я переведу, но реакция собеседника не та, на которую рассчитывали, и меня винят в неправильном переводе. Я стал делать так: прошу прислать по почте текст, делаю перевод и отправляю адресату. Если кто-то недоволен моим переводом, пусть его смотрит другой человек.

В «Крыльях» такой случай был, например, с Сержем Бранко. После перехода он пошел к генеральному директору и спросил: «А с кем мне играть? Где игроки?» Это дошло до ребят, они ополчились на него со словами вроде: «Ты кто такой, что нас ни за кого не считаешь?» Бранко понял, что жареным запахло, и оправдывался: «Я не это имел в виду, меня неправильно перевели». Когда идет обычный разговор, сложно перевести не так: либо надо делать с умыслом, либо не понимать язык. Бывают сложности с юридическими и медицинскими документами – там можно допустить, что я что-то неправильно понял.

Еще странно себя вел нигериец Дюк Уди. Например, ситуация в раздевалке на стадионе: я на одной стороне переводил какому-то игроку, Уди сидел в другой части, а посередине стояли бутылки с водой. Он подозвал меня: «Иди сюда». Я подошел, и Дюк сказал: «Принеси воды». Ответил ему: «Ты чего, совсем, что ли?» Он встал и сам взял. А как-то Уди пришел на тренировку без бутс. Его спросили: «Как ты мог без них прийти?» Он нам предъявил претензии: «А почему вы мои бутсы не взяли?» Кто-то взял такси, поехал на базу или в гостиницу, где Уди их оставил.

Когда я перевожу тренеров, они не просят меня повторять их эмоции и жесты, но вообще это желательно. Я к этому привык, когда занимался синхронным переводом фильмов в кинотеатрах: там нужно передавать эмоции, частично копировать голос, чтобы люди поняли, кто и о чем говорит. Мой отец, кстати, был актером и режиссером народного театра, учил определенным приемам.

Однажды я работал на авиационном заводе с человеком из Италии, а жители этой страны вообще используют много жестов. Есть такая шутка: если итальянцу связать руки, он не сможет говорить. Я переводил что-то связанное с компьютерами, этот итальянец здорово жестикулировал. В перерыве он сказал мне: «Ты неправильно переводишь». Я спросил: «Почему? Ты же не понимаешь русский». Итальянец объяснил: «Вот я такой жест делаю, а ты – нет, просто говоришь». Я ответил: «Хорошо, тоже буду жестикулировать».

Общую установку переводит на английский, в личных беседах переходит на язык игрока

Помню, когда в «Крыльях» было много бразильцев, вся команда материлась на бразильском португальском. Потом появились несколько игроков из бывшей Югославии, и тогда ругались по-сербски. Такие слова игроки учат без нас, я просто объясняю, что эта лексика применяется в такой-то области. Как-то Тарханов говорил по-русски одному из бразильцев: «Спокойно». Игрок в ответ послал его подальше. Я объяснил ему, что имел в виду тренер, и он ответил: «А я думал, он мне что-то плохое говорит. Еще не понимал, как же так».

Периодически приходилось переводы смягчать, хотя никто из тренеров при мне ни разу не общался с игроками с помощью матерных слов. Иногда тренер злился, если видел, что игрок что-то делал не так, но это просто эмоции. А игроки – тот же Бранко, некоторые бразильцы – могли материться в ответ на замечания. Я объяснял или самому игроку, или его друзьям-соотечественникам, что такое поведение неприемлемо.

Количество языков, которое я могу использовать за занятие, зависит от того, сколько иностранцев на поле и как много языков они знают. Например, сейчас, когда тренер обращается ко всей команде, я перевожу на английский, а когда были бразильцы, использовал испанский или португальский. Если кто-то недопонял, я потом объясняю на его родном языке. Единственный сложный момент был на матче сборной России с командой легионеров РПЛ в 2003-м. Там я переводил сразу на три языка, но просил тренера (команду тренировали Александр Тарханов и Виктор Прокопенко – Premierliga.ru) останавливаться, чтобы успеть перевести его слова. В языках сложно запутаться, ведь все они разные. Просто переключаешься с одного на другой, как на компьютере переходишь с одного файла на следующий.

Я смотрю матчи на лавке с тренерами, но больше чувствую себя ярым болельщиком команды. В тренерские дела никогда лезть не буду, сколько бы установок ни видел, сколько бы теорий ни знал. Есть хороший американский принцип: каждый должен нести свой чемодан, но для этого ему нужно дать его чемодан. У меня такой есть, и я его несу.

Футболисты интересуются английским языком, особенно хорошо говорил Башкиров

Я ко всем игрокам отношусь очень хорошо, просто с кем-то общался ближе: например, с Эдуардо Лобосом, Леилтоном, Катаньей. Тот же Лобос неплохо по-русски разговаривал, но лучше всех из бразильцев говорил Леандро Самарони – честно говоря, я удивлялся, до какого уровня он дошел. Но его интерес объясним: если нормальный человек находится в чужой стране и не хочет быть привязанным к переводчику, ему нужно знать местный язык, это естественно.

View this post on Instagram

My old friend Catanha came to pay his respect to our coach Miodrag Božović and to see us. Marbella, Feb 2020

A post shared by alex weserow (@alex_weserow) on Feb 15, 2020 at 9:00am PST

В 2008-м в «Крыльях» одновременно играли легионеры из Северной и Южной Кореи – Цой Мин Хо и О Бом Сок. У них были свои переводчики, и я общался только с ними, с самими игроками не работал. Во-первых, не знал корейского, во-вторых, северокореец обязательно должен был ходить с личным переводчиком, а зачем его привезли южнокорейцу, не знаю – игрок и так неплохо говорил по-английски.

Южнокорейцы были более свободными людьми, в Северной Корее – сильная коммунистическая диктатура, поэтому у них за всеми должны были следить. Переводчик должен был каждый день проводить игроку что-то вроде политического информирования, он же получал все деньги – не знаю, сколько отдавал игроку. Со стороны Ткаченко это был больше политический ход – примирить на поле Северную и Южную Корею.

Причем сами игроки не могли общаться друг с другом – очевидно, это какие-то северокорейские постулаты. Они даже сидели в разных частях столовой. Когда Цой забил гол за дубль, его сразу вызвали в посольство в Москву и дали партийный билет. Он однажды сыграл вместе с южнокорейцем за основу (2 мая 2008-го в матче с «Амкаром» (2:0) О Бом Сок отыграл все 90 минут, а Цой Мин Хо вышел в добавленное время – Premierliga.ru) и через какое-то время пропал. Его вызвали обратно, больше он у нас не появлялся.

Большинство русскоговорящих игроков «Крыльев» интересует английский язык. Некоторые просят перевести инструкции какой-то техники, письма, которые им присылают, или обращаются за помощью, когда сами кому-то пишут. В основном спрашивают совета по переводу или отдельным словам. Женя Башкиров владел английским на удивительно хорошем уровне для футболиста, у него было стремление и желание к изучению языка. Еще Жене Конюхову нравился итальянский язык – по-моему как раз, когда появился тренер вратарей Петрелли. Он интересовался грамматикой и способами расширить словарный запас.

Из тех, кто раньше играл или работал в «Крыльях», я больше всего общаюсь с Анжело. У нас нет каких-то общих интересов, просто дружеское общение. Он пытался несколько раз попасть в «Крылья», но я только мог передать просьбу руководству, а там уже принимали решение. Анжело очень понравилось в России. Сейчас он работает в одной из молодежных бразильских сборных.

Мне самому интересно съездить в Бразилию, я в Латинской Америке вообще никогда не был. Что-то по времени пока не получается, да и это недешевое удовольствие. Интересно посмотреть, откуда вышли наши самые известные бразильцы – Леилтон, Соуза. Они в свое время привозили из Бразилии книги Жоржи Амаду – он известный в России писатель, но мне хотелось его почитать в оригинале.

Языком лучше заниматься каждый день хотя бы по 5-10 минут, не раз в неделю по 2-3 часа

В ноябре мне исполнится 60 лет, и в ближайшей перспективе моя цель – хотя бы минимально выучить арабский, сейчас он на самом начальном уровне. Давно лежит хороший учебник, который привезли из Испании, но до него все не доходили руки, а теперь появился спортивный интерес. Сейчас, общаясь с иракцем Сафаа Аль-Фураиджи, использую какие-то арабские слова, короткие фразы, а он смеется – радуется, хотя в основном мы с ним говорим по-английски.

Один из главных советов тем, кто учит иностранные языки – мотивация: нужно знать, для чего это надо. Когда мотивация есть, появляется интерес и становится проще. Кроме самого желания нужно постоянно учиться и учиться. В язык нужно войти – понять, как думать на нем. Например, я должен одновременно слышать и видеть его, поэтому и делаю себе маленькие карточки, все время что-то слушаю – даже если это новый язык, и я не понимаю большинства слов. Зато вхожу в него, постепенно набираются слова, грамматика. Чем больше практики, тем лучше.

Постоянство тоже важно: нельзя раз в неделю позаниматься два-три часа и забыть до следующей недели – полнейшая ерунда. Лучше каждый день по 5-10 минут. Мне помогало, что пока другие люди теряли большую часть свободного времени, я на каком-то языке слушал или читал. Здесь как у велосипеда: пока крутишь педали, ты едешь, а когда перестаешь, по инерции еще проедешь, но потом упадешь».

Читайте другие крутые материалы на сайте РПЛ:

А вы помните, что в Самаре первый матч в РПЛ сыграл Игорь Акинфеев? Вспоминаем старт взрослой карьеры капитана ЦСКА

Всё, что нужно знать к рестарту Тинькофф РПЛ: кто в чемпионской гонке, кто борется за еврокубки, а кто – за право остаться в лиге

Уже подписаны на РПЛ в ВК и инстаграме? Лига ведет еще и телеграм-канал: t-do.ru/premierliga

Фото: ФК «Крылья Советов»

Источник: sports.ru/